Александр Чернолясов, Магнитогорск Проза. II место СВОИ И ЧУЖИЕ

Александр Чернолясов, Магнитогорск
Проза. II место

СВОИ И ЧУЖИЕ

Там чужие слова,
Та дурная молва,
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела, пожухла трава
И следы не читаются… В темноте!

Владимир Высоцкий

Короткие южные сумерки быстро перетекали в безлунную, бархатно-темную ночь. Было еще довольно прохладно, хотя трава уже густо зеленила здешние предгорья, а леса окутались тучами веселой, молодой “зеленки”, в очередной раз, возведя разведчиков в фавор у снайперов противника. Лес, начинавшийся в двухстах метрах впереди, сначала выцвел, став непроглядно-серой массой, а теперь и вовсе оставил от себя темную, неровную грань на фоне быстро меркнущего неба. Наступала темнота – время волка. Когда одни люди, надев припрятанный камуфляж, доставали из тайников оружие и исчезали во тьме, отрабатывать гонорар, а другие, тоже в камуфляже и с оружием, выходили в потемки, имея целью не дать первым выполнить задуманное. Ночь властно пробуждала древние инстинкты, шестое чувство охотника, взлелеянное эволюцией, прирученное разумом и поставленное на службу национальным, политическим и другим интересам. И это чутье подсказывало, что “зверь”, на которого они охотятся близко, что выбранный способ охоты вверен. Это странное ощущение, не видеть, но знать, близкое к вере, привитой ему отцом – потомственным лесником и охотником.

Темной ночь была только для невооруженного человеческого глаза, в инфракрасную оптику она выглядела вполне живой и яркой. Только непривычная черно-зеленая гамма, да резкость теней делала вид очень необычным. Лес был тусклым, без мощных светлых пятен – теплокровных существ, ярко выделявшихся на малахитовом, с темными прожилками ветвей, фоне. Но все же он жил: таинственным движением мерно колыхалась высокая трава на опушке, трепетала листва на деревьях, шелестел густой подлесок. После часа пристального всматривания, глаз начал замыливаться. Открывающийся пейзаж приелся, каждая веточка, каждый листок, уж не раз виденные, угнетали своим единообразием. Если раньше, взгляд, с постоянством луча радиолокатора методично сканировал отведенный сектор, тревожно отзываясь на каждое подозрительное движение в колышущейся стене леса, то теперь он еле ползал из стороны в сторону. Постоянство и неизменность созерцаемого, угнетало сознание и оно то и дело проваливалось в совершенно неуместное здесь, состояние медитации. Поэтому, когда, и без того вялотекущие мысли замирали, а лес перед глазами начинал приобретать совсем уж фантастические формы, приходилось встряхиваться, возвращая себя к реальности. Но в эти неуловимые мгновения бессознательности, он будто видел “зверя”, чуял его, как то бывает у настоящих животных. Но вот вконец уставшие глаза начали слезиться. В другой обстановке можно отвлечься, передохнуть, но когда в густом лесу нужно разглядеть опытного снайпера, отвлекаться просто опасно. Значит, пора менять караул.

Тарас Акеев, тихо тронул напарника. Тот быстро, но без суеты, бесшумно поменял позу, молча принял пост, настроив прибор ночного видения.

Теперь можно было немного расслабиться. Он опустился на спину, сложил руки на груди, закрыв уставшие глаза. Жутко хотелось вытянуть ноющие ноги, но простирать их было некуда. Они находились здесь уже пять часов, из них два часа в темноте, из них полтора часа в режиме постоянного наблюдения. Секрет находился в зарослях кустарника, поэтому место приходилось экономить. За прошедшие часы они ворочались всего несколько раз, чтоб ничем не выдать своего присутствия. Терпение и выносливость были профессиональными качествами обеих противоборствующих сторон, но если сидевшие в секрете, могли сидеть хоть до света, то “зверь”, связанный контрактом, планом и заданием должен объявиться раньше. Наемники… чтоб их…

Мысли невольно вернули во вчерашнюю ночь. Первый раз “зверь” выстрелил без четверти полночь, ранив часового -салагу. К нему на помощь кинулись еще двое таких же, их он снял, по пуле на каждого и груз триста. Мину пятнадцать, никто не решался туда двинуться, охранение работало по предполагаемым огневым точкам из всех наличных стволов. За это время первый из раненых истек кровью насмерть. Когда все вроде затихло, медики под прикрытием автоматчиков двинулись к раненым. Врачей – трех женщин, контрактников, он срезал наповал, с той же точки, что и первых троих.

После этого взятие гада, стало делом принципа. Вот и бери их после этого живыми.

Толчок напарника, заставил очнуться. До смены караула было еще далеко, и этот знак мог означать только одно: “вижу цель!” Командир разведвзвода, перевернулся, приподнялся, одновременно подтягивая автомат, навороченный для бесшумной стрельбы в потемках.

– Точка восемь. – Чуть слышно сказал напарник, называя один из заранее определенных ориентиров.

Привстав, раздвигая плечами кусты, он припал к инфракрасному прицелу, глядя в указанном направление. Там у самой земли, из-за дерева, торчал ствол мощной снайперской винтовки. Дерево закрывало от них стрелка. Вражина, расположился всего в десяти метрах от своей вчерашней позиции, и это было более чем странно, казалось, что он нарочно подставляется. Устраивая этот секрет, Тарас и не надеялся, что снайпер появится уже этой ночью, после удачной вылазки следовала пауза или смена позиции… С этой точки его было недостать, да и такую редкую дичину полезно было бы взять живьем. Значит, придется гнать. Он включил рацию и тихо сказал:
– Пять ноль, пять ноль.
– Ноль пять, ноль пять. – Почти тут же отозвалась рация. Это значило, что заслон, назначенный ловить любого выбредшего из чащи, по направлению к ближайшей деревне, был на месте. Там тоже были парни из его взвода, и он был спокоен. Постановка заслона объяснялась тем, что после истории с полковником-танкистом, седевшим теперь под судом за убийство снайпера взятого не при оружие, было приказано брать снайперов с поличным, а сделать это можно было только на или вблизи лежки.

Понеслось!

Две длинные очереди рассекли ночь, улегшись с обеих от дерева, за которым лежал враг. Ствол винтовки исчез, подлесок дрогнул и замер, снайпер не побежал сломя голову, а принялся грамотно отходить в глубь леса. Акеев с напарником выскочили из кустов и, перебежками по очереди прикрывая друг друга, двинулись к заранее намеченным точкам на опушке. Тоскливо было двигаться по открытому пространству, ощущая себя идеальной мишенью. Пока он бежал, напарник присев держал под прицелом, быстро надвигающийся лес. Преодолев определенный отрезок, он припадал на колено, вскидывал оружие, брал на мушку зеленую стену, готовый выстрелить на любой шорох, прикрывая напарника. Но ответного огня не было. Они врезались в лес, достигнув первых деревьев, затаились, прислушиваясь, привычно ожидая, от простершейся кругом “зеленки”, самого худшего. Но коварный лес не выказывал признаков опасности. Все осталось по-прежнему, та же трава, тот же подлесок, придушенной порослью тянущийся к небу, прямые колоннады стволов, сгущающиеся до полной непроглядности. Но никакого намека на движение, только поднявшийся ветер шумел в кронах, упорно не позволяя, что-нибудь расслышать.

Вдруг в дерево, за которым он сидел, врезалась короткая очередь. Брызнула взорванная кора и щепки, выстрели противник на сотую долю секунды раньше, очередь пришлась бы прямо в голову Тарасу. Напарник, укрывшийся за другим деревом, открыл огонь короткими очередями… Ему удалось “поднять” снайпера, тот, дотоле таившийся за деревом, перекатился в сторону, а спустя пару секунд, меж стволов замелькала его фигура. Замелькала спорадически, не давая преследователям шанса прицелиться. А у преследователей к тому же был приказ по возможности взять его живым. В прежнем темпе разведчики двинулись вперед, надеясь, что у снайпера в лесу нет готового схрона. По крайней мере, когда днем пехота прочесывала этот лес, вдоль и попрек, никаких берлог не обнаружилось. Еще полсотни метров “зеленка” полого взбиралась на холм, потом, но уже круче, сбегала вниз. Снайпер уходил напрямик, казалось, что он стремиться к расположенной за холмом деревне. Погоня продолжалась короткими перебежками. На спине боевика висела добрая, не русская снайперка – его основное оружие. Конечно, винтовка для стрелка далеко не то, чем был меч для самурая, но все же мощное, пристрелянное, проверенное в деле оружие, штука слишком дорогая, чтоб бросать его на поле боя. Вражина довольно быстро просек, что убивать быстро его не хотят, и принялся издеваться над преследователями. Перебежки его стали длинней, а добежав до подходящего укрытия, он разворачивался и дерзко огрызался из автомата, заставляя преследователей отсиживаться за толстыми деревьями, коих в лесу было предостаточно. Почти не пытаясь прятаться, вражина продолжал отступать. Интервал между охотниками и жертвой стал медленно расти. После очередной отсидки, понимая, что противник вот, вот окончательно растворится в лесу, Акеев подал знак напарнику. Тот вывернулся из своего укрытия и дал длинную очередь в сторону нахальной дичины. В этот момент Тарас выпал из-за дерева и как был, лежа на боку, прицелился. Противника он застал в повороте, уходящим с лини огня, но все-таки успел выстрелить. Он не видел куда попал, снайпер слишком быстро скрылся из виду, за стволом упавшего дерева. Но он больше не встал на ноги, затих… или делал такой вид. – Вперед! – Скомандовал Акеев, вскакивая на ноги… Он замер как вкопанный, в каких-то двух метрах, едва успев выкинуть руку, останавливая напарника. Остановился бессознательно, лишь мгновение спустя, поняв, почему он это сделал. Там должна быть растяжка, должна быть, потому что он сам бы ее там поставил. Он вытянул вперед руку, начал приседать и вдруг резко прыгнул вправо… Свинец, прошил воздух, где за миг была его голова, и ушел в лес. Враг явно играл с ними в кошки-мышки, заставляя нервничать.

Перед ними была прогалина, образовавшаяся, когда могучая лесина рухнула, окончив жизненный цикл. Исполинская коряжина была отличным укрытием, дававшим беглецу многие варианты! Давешняя очередь, красноречиво рисовала возможные перспективы лобовой атаки.

Обойдя коряжину с флангов, они с напарником нашли пустоту. Пусто было и кругом, на сколько хватало глаз и слуха. Стало ясно, что погоня накрылась медным тазиком. Противник исчез, растворился как капля воды упавшая в стакан неразбавленного спирта. Лес отсюда просматривался плохо, и ссылки на лучшее знание местности имели основания, но мог быть и схрон. Ясно было одно, вражина оторвался. Сейчас он мог двигаться куда угодно, а мог просто лежать за кустиком и посмеиваться над лохами, или уже выцеливает их, кидая в уме на пальцах, кого снять первым. Он доложил на заслон о потере объекта, заключив тем, что доработает маршрут до конца. Дальше двигались с еще большей бдительностью, теперь смерть смотрела со всех сторон. Страх очень полезное чувство, если умеешь его контролировать, не позволяя захлестнуть себя с головой. Он пробуждает древние, давно утраченные, или наоборот вновь приобретенные, человеческие способности. Его нельзя вызвать усилием воли, оно рождается изнутри как реакция на опасность, и тут уж от человека зависит, кто станет хозяином разума, воля или страх. Хотя даже управляемый страх в больших количествах опасен для психического здоровья.

Вдруг послышались выстрелы, они доносились снизу, оттуда, где у подножья высоты, лес резко обрывался, переходя в открытое пространство. Кто-то коротко рубанул из “Калашникова”, потом вспыхнул свет – прожектора ВТР и рация радостно рявкнула:

– Пятый, я заслон, объект взят! Повторяю, пятый, я заслон, объект взят… одна подруга…

Это значило, что “зверь” которого они гнали, вышел прямехонько на расставленный по его душу заслон.

Чей-то молодой голос задиристо спросил:
– Стоять! Пароль!?
– Пятнадцать. – Четко ответил Рома.
– Тридцать… Проходи. – С облегчением ответил тот же голос.

Сержантик стоял к лесу передом, грамотно держа автомат, готовый лупить во все, что движется помимо веток и листьев. Но сейчас это были разведчики. Теперь здесь было светло, одна из фар, развернутой боком к склону, “сороконожки” была направлена на лес, выхватывая довольно узкий сектор, кругом которого густился коварный мрак. По всей видимости, большая часть личного состава, участвовавшего в заслоне, находились по ту сторону “бехи”, о чем говорили доносившиеся оттуда звуки и поднимающиеся сигаретные дымки.

Точно, по ту сторону сгрудившись кружком, стояли солдатики. Распихивая бравых заградителей, командир разведвзвода протиснулся в первые ряды. В центре на корточках сидел старший прапорщик Еремчук -командовавший небольшим “заградотрядом”. Здоровый как медведь ветеран, контрактник, участник еще первой компании, пошедший добровольцем, когда заваруха началась вновь. Эдакий РЕМБО а-ля рус, человек не могущий жить без войны, вовсе не потому, что был кровожадным психопатом, а просто не находивший себя на гражданке.

У его ног, на земле лежала, связанная по ногам темноволосая девка в поношенном, импортном камуфляже, руки ее были заняты: правая безвольно лежала на животе, а левой она зажимала кровоточащее, правое плечо. Плотно сжав побледневшие губы, безумными, круглыми глазами она таращилась на окружавших ее людей, и в этих темных глазах стоял, животный ужас, четкое виденье близкого конца, надежда и отчаянное нежелание принять судьбу. Она молчала, лишь изредка постанывая. Лицо ее даже искаженное гримасой было явно не местного типа, хотя на ярко выраженную славянку она тоже не тянула. Впрочем, по этим горам шастает слишком много, весьма разномастных, “диких гусей”.

– Вот наша подруга, – спокойно сказал прапорщик, обращаясь к Акееву, показывая на лежащую у ног добычу. В его голосе не было никаких эмоций.

– Что при ней было? – Спросил Тарас.

– Только это. – Ответил Еремчук.

По переднему ряду стоявший, бродили снайперская винтовка и черный пистолет-пулемет, подобный тому из которого в них палил исчезнувший беглец.

Ему протянули “трещотку”. Отняв магазин, он обнаружил, что все патроны на месте. Неужели она успела его сменить.

– Это все, точно?..
– А, ну вот еще, – прапорщик протянул ему пустой магазин от вражеского автомата. – Видать, подрастеряла шмотки, от вас убегаючи, а до игрушек вот жадной оказалась… фетишистка.

– А может, отработаем куклу, пока еще дышит. – Предложил кто-то равнодушным голосом.

Еремчук поднял голову, разыскивая глазами сказавшего, но не нашел, да и не мог найти. Все стоявшие кругом солдаты, смотрели на лежащего снайпера с одинаковым выражением. Обычно так смотрят на пришибленную граблями крысу, с тихим любопытством, ожидая, когда та подохнет. В очагах мировой цивилизации подобное поведение иначе как варварством и не называют. А с другой стороны, чтобы сказали апологеты борьбы за разные права, если б на их глазах снайпер убивал бы их близких друзей. Понятно, что подобно поведение кажется противоестественным, но только не Здесь.

– А че, никто ж не узнает, – предложил другой неизвестный голос, развивавший тему “групповой отработки”.

Из люка высунулся сидевший под броней радист и доложил, что командование требует срочно доставить пленного на базу. Прапорщик распрямил свою глыбообразную, но довольно складную фигуру, на полголовы возвышавшуюся над Акеевым и зычно провозгласил:

– Приказ ясен! По машинам! – Потом глянул на пленную и задумчиво произнес: – Перевязать бы надо, а то истечет кровью по дороге.

Объятых внезапным приступом милосердия не оказалось. Тарас окликнул одного из разведчиков, приданных Еремчуку в усиление. Тот, без слов поняв командира начал, оказывать раненой первую помощь. Негоже профессионалам давать волю чувствам. Если был приказ доставить живьем, значит надо выполнять со всем должным тщанием.

– Командир, а рана-то резанная. – Сказал назначенный санитаром, младший лейтенант разведки Витя Артюхов.

Командир разведвзвода недоверчиво наклонился. Точно, касательное ранение плеча было явно не огнестрельным. Его нанесли одним мощным, быстрым ударом острейшего лезвия, в принципе такой удар можно и не заметить. Это было странно и непонятно, вообще тут было много мелких непоняток, которые куда-то выводили, но вот куда?

– Еремыч, прошу тебя, доставь в целости. – Сказал он прапорщику, когда раненую грузили в “беху”.

– Не дрейфь разведка, все будет как в швейцарском банке, – ответил тот, похлопав его по плечу. БТР завелся, взревел, выбросив облако не догоревшей солярки.

– Разведка, вы с нами? – Поинтересовался бравый прапорщик, усаживаясь на броню.

– Нет, мы напрямки, хочу посмотреть лежку, – сообщил Акеев, тут же командуя своим: – Нагуманов, Завацкий со мной, остальные на базу.

Они отошли к лесу, Тарас пристально посмотрел на следопыта Сергея Завацкого по кличке Ниндзя. Тот был как всегда непроницаемо-спокоен с постаревшими серыми глазами, на молодом лице, эти глаза накидывали ему сразу пару непрожитых десятков. Рядом тарахтел БТР, заливая их мертвым светом прожектора. Сергей стоял, сложив руки на висящий на шее ручной пулемет, выражая готовность к действию. Когда Тараса назначили командиром взвода, вместо погибшего капитана Терентьева, Серега здесь уж служил. Молчаливый и нелюдимый по жизни, он был идеальным солдатом, четко выполняющим приказ и даже больше. Он был единственным, кто решался ходить в горы в одиночку. Он один работал за целую разведгруппу, выслеживая разведчиков противника и тропы к схронам. Его опекал сам командир полка, велевший не мешать Сереге в его “одиночных плаваньях”, тем более что те всегда заканчивались результативно. Только когда Тарас проникся уважением к профессиональным качествам этого человека. Полковник ознакомил его с личным делом сержанта контрактной службы Сергея Завацкого.

Оказалось, что Ниндзя родом из Ставрополя, что в девяносто седьмом демобилизовался из армии, где служил в “войсках дяди Васи” и дослужился до сержанта. Дома его ждали мать и младшая сестра, к тому времени с золотой медалью кончившей школу и собиравшейся в стольный град, дабы там поступить в университет на факультет журналистики. И ей это удалось. А Сергея как бывшего десантника, сманили на работу в частное охранное предприятие. Но летом девяносто восьмого случилось то, что сделало его тем, кем он был сейчас. Успешно сдав экзамены, его сестра приехала погостить на родину. И вот однажды, когда она возвращалась из магазина, ее похитили,… Потом немногие свидетели рассказывали, что трое “не русских” схватили ее прямо на улице, запихнули в машину и куда-то увезли. Мать, не вынеся потрясания, умерла от инфаркта. Не секрет, что тогда в период беспредела, местные полевые командиры, могли заказать девочку с любыми параметрами, которую им доставляли в течение нескольких дней. Сергей, который теперь остался один, сумел узнать, что один из таких заказов поступил на его сестру. Поэтому, как только началась вторая компания, он одним из первых пошел в контрактники. Такая шиза, могла бы напугать любого командира, но за два с половиной года, за ним не было зафиксировано ни одного нарушения, он был просто образцом для новобранцев. Даже психолог назвал его: “самым нормальным из тех, кого он здесь видел”. Но в том то и дело, что здесь норма, как раз и является самым большим отклонением, не может здесь нормальный человек так долго оставаться нормальным. И взялся бы ревнитель правды -капитан Акеев ловить потенциального психа на срыве, если бы тот однажды не спас ему жизнь.

Завацкий коротко доложил обстоятельства захвата снайпера, в сущности, повторив рапорт Еремчука.

– А свои соображения имеются? – Спросил Тарас.

– Да не похожа она на зверя, к тому же такие монстры в одиночку не ходят, – сказал Сергей, подняв глаза на командира, – надо бы понаблюдать.

Он был как всегда более чем немногословен, но в этих нескольких словах содержалось, как всегда, очень многое. Тарас покосился туда, где за “бехой” тонула во мраке “мирная” деревня. Если снайперов и впрямь был двое, и он умудрился, тогда в лесу, второго крепко зацепить, то тот будет отползать к деревне, или за ним оттуда придут. В любом случае, опытный снайпер слишком хорошая вещь, чтоб дать ему вот так просто пропасть. Он мысленно представил себе схему расположения капониров. Еще не так давно и по эту сторону холма стоял военный лагерь, а деревню во избежание эксцессов стерегли несколько врытых в землю танков. Но после наезда в эти края главы республиканской администрации, бывшего надо сказать сепаратиста, лагерь и танки приказали убрать, так как те стоят на пахотных землях и вообще нарушают права “мирных” жителей. Теперь, на доселе так и не распаханном поле, остались нарочито неубранный мусор, да пустые капониры, из которых по-прежнему прекрасно просматривалась окружающая местность. Именно там, теперь он знал это точно, Сергей планировал устроить НП. Рисковал он сильно, один, ночью, в двух сотнях метров от вражьего стана, хотя с дугой стороны, кто мог еще с этим справиться.

– Ладно… занимай третий капонир. – Благословил командир разведвзвода, и дал отмашку заградителям. БТР опять рявкнул двигателем, плавно тронулся и, переваливаясь на кочках, покатил вдоль леса. Они вошли в лес, продвинулись немного вверх по склону. Получив рацию и последние инструкции, Сергей растворился в шелесте листьев среди колоннады стволов, буднично и спокойно.

Обратно они двигались осторожно, но быстро, на дистанции огневой поддержки, внимая каждому странному звуку. Правда надежд на то, что, возможно раненый напарник захваченной снайперши станет себя светить, было мало. Искать его здесь, учитывая возможные ловушки, можно было с тем же успехом, что и Янтарную Комнату. Одна из растяжек нашлась там, где он и предполагал. Сюрприз оказался не извлекаемым, пришлось применить принудительный подрыв. Лес охнул, дерево, в развилке стволов которого крепилась граната, с протяжным жалобным скрипом развалилось надвое. Больше на их пути “подарков” не попадалось. Всю дорогу он пытался связать концы событий, связывал их, но все равно в образовавшейся картине зияли огромные прорехи…

На лежку он вышел сразу. Трава под деревом была примята лежавшим человеком в нескольких местах кора и дерн, были содраны пулями, выпущенными когда снайпера “поднимали на крыло”. Отсюда прекрасно просматривался лагерь и вся долина, в которой он находился. Высоты, окружавшие долину, были раем для снайперов и наблюдателей, поэтому на большинстве из них располагались наши посты, но все равно варианты оставались. Он вспомнил, как позавчера во время заправки горючим, взорвался “Урал”. Пожар был страшный, пока погасили, сгорели еще две машины и потери в личном составе. Тогда никто, даже он, ничего не заподозрил, только вчера днем обшаривая кусты, торчавшие в распадке меж двух высоток, он нашел две гильзы от “взломщика”, о чем и было доложено командованию. А ведь погнала его в те кусты интуиция, безотчетное ощущение чего-то, вот и сейчас он испытывал нечто подобное. Он еще раз посмотрел на распростершуюся внизу временную базу. Казалось, что кто-то пристреливает их расположение, не хуже чем пресловутый перекресток в Далласе, вопрос только зачем? – Потери, конечно были, но, если впадать в цинизм, эти потери не могли ощутимо повлиять на расстановку сил. Был здесь какой-то стратегический замысел…

Короткий, тихий свист оборвал размышление. Рома, присев на корточки жестом подзывал его к себе.

– Смотри. – Сказал Рома, указывая под ноги. Там в заботливо вырытом углубление, чуть присыпанный прошлогодней листвой, лежал небольшой, добротный рюкзак. К удивлению находка оказалась не заминированной, да и вообще лежала как новогодний подарок под елкой. Акеев уже хотел вытащить и распотрошить находку, но помедлил, уж больно этот рюкзак отличался от всех прежде здесь виденных. Подумав, он достал холщовый мешок, носимый для разных нужд, одел его как перчатку и так принялся обыскивать “новогодний подарок”. Первым, что попалось в руки, был мощный фотообъектив, такой “пушкой” можно было снимать на значительном удаление от цели. Потом нашелся и сам фотоаппарат, оказавшийся заряженным, блокнот и портмоне с документами. И тут вдруг стало очень интересно. Все документы принадлежали, захваченной снайперше, из них следовало, что их владелец является спецкором известного западного информагентства, в загранпаспорте стояла, красивая российская виза. Правда цель ее командировки находилась в доброй тысяче километров от этих замечательных мест. Как ответ на возникшие мысли со дна рюкзака явился прибор спутниковой навигации.

Прорехи в картине происходящего с хлопком закрылись, теперь перед ним было все, от альфы до омеги.

Они летели вниз быстрее лани, стремясь вернуться в расположение. Рации у них теперь не было, да и если б она имелась, выдавать в эфир то, что он теперь знал, было опасно, противник тоже вел радиоэлектронную разведку и мог принять меры. Лагерь быстро приближался, а в голове крутились философские мысли на заданную тему.

“Американцам во Вьетнаме в этом смысле было хорошо: далеко, сыро, джунгли, зверствующий вьетконг, да любой западной Варваре на том базаре не только нос, но и все остальное б отрывали. Вот и зверства той войны стали всплывать в основном постфактум, из воспоминаний вернувшихся. Нашим в Афгане тоже было не плохо, вся журналистика государственная и подцензурна. Лещинский по телеку заливает про героических воинов интернационалистов, по радио, в реденьких репортажах то же самое, слово правозащитник ругательное. А то, что пищат на западе, нас -большинство советских людей ничуть не колышет. А здесь, такой мордобой под окнами цивилизованной Европы, буквально глянь из окна где-нибудь в Женеве и все увидишь. Но в том то и дело, что они там, благодаря нашим дедам, полвека войн не видели. А ведь любая война это, прежде всего грязь, которую большинству людей видеть ни к чему, будь то Заир, Югославия, а уж тем более, здесь. Трудно ждать рыцарского отношения к противнику, от солдат, видевших, что делал враг с телами убитых товарищей. А мирное население первым страдало в партизанской войне, оказываясь меж молотом и наковальней.”

Ворвавшись на территорию лагеря, Акеев первым делом узнал, где находится полковник, и похолодел, узнав, что тот допрашивает задержанную у себя в кабинете. Прошедшие семьдесят два часа, полковник был сам не свой, ответственность за оба жутких инцидента – пожар с тремя жертвами и ночной обстрел с шестью лежала на нем. Вообще полковник Волков, был отличным прототипом для знаменитых слов великого поэта: “Полковник наш рожден был хватом, слуга царю, отец солдатам…” Он пер сюда от самых северных границ и до сих пор не озверел как многие его коллеги. Не допускал во вверенном ему подразделение особых бесчинств, но и не слыл средь подчиненных деспотом. Полк, которым он командовал, имел самый низкий показатель потерь среди подразделений стоявших в предгорных районах. Это был умный волевой человек, не давивший на подчиненных, но и не допускавший бардака свойственного здешней службе. Он несколько раз уклонился от плановой ротации комсостава. Но произошедшие события подкосили его, он начал звереть, и стоило только гадать, чем обернется это состояние, пройди оно точку возврата.

Кабинет полковника и по совместительству штабная комната находился в наполовину врытом в землю вагончике. У входа в штабную стоял часовой – рядовой контрактной службы, при автомате с приткнутым штык-ножом, судя по духу достаточно нагрузившийся, чтоб стоять до последнего конца. Вид у него был самый неприступный. Прочий комсостав, выдворенный на время допроса, сидел в, устроенной неподалеку неосвещенной, курилке. А на что там смотреть, снайпер, пойманный с оружием в руках, дело ясное…

– Сержант, мне нужно видеть полковника, срочно! – Сказал Тарас часовому, повысив голос до командирского.

– Имею приказ никого не пропускать! – Парировал часовой. Штабисты, должно быть, обернулись, но видимо в потемках многого не увидели, потому что продолжали таращиться сидя, еще пара секунд и они вмешаются, а это последнее, что сейчас нужно. Акеев, качнулся назад, будто отступая и резким, поставленным ударом вырубил заторможенного часового, тот мягко упал в его руки. Штабисты разом вскочили.

– Держи периметр, насмерть. – Скомандовал он ошарашенному, не посвященном в подоплеку напарнику, ныряя в вагончик.

Дальнейшее, напоминало сцену из третьесортного американского кинобоевика, с поправкой на бой в полном контакте.

Когда Тарас увидел полковника, тот уже замахивался для дара. Он метнулся вперед, перехватывая руку полковника, инерция повлекла их дальше, но оба удержались на ногах.

– Ты ш-ш… – Невнятно проговорил Волков, вывернулся и, свободной рукой, достал разведчика по затылку. В глаза вспыхнуло, померкло и снова прояснилось, Тарас понял, что схватку надо сворачивать, тем более что на вдумчивое рукоприкладство времени тоже не было. Развернувшись, он сильно приложил полковнику в челюсть, имея целью не вырубить, но ошеломить и отбросить. И это ему удалось, командир отшатнулся, уперся спиной в стену, съехал по ней на пол. Тарас тоже присел, держа руки на виду, чтоб своим видом не провоцировать, не адекватного в данный момент, командира. Полковник, рванул из кобуры “Макаров”, молча направил его на Акеева, глядя пьяными от гнева и недосыпа глазами. Он сорвался, от трезвого и уравновешенного Семена Волкова осталось не много, теперь в нем проснулся “чужой”, эта тварь живет в каждом воюющем, она питается страхом ненавистью ответственностью за других. И вот когда сходятся несколько стрессовых факторов, “чужой” пробивает стенку и овладевает сознанием человека. Владеет он человеком очень малое время, но в эти считанные часы можно наломать дров на всю оставшуюся Жизнь. Разведчик не отводил глаз от звериного взгляда командира, помня не хитрую мудрость, о кролике и удаве. Внешне он был совершенно спокоен, звон в голове утих, обещая вернуться, куда более неприятными симптомами. Немой поединок взглядов длился еще пару минут… потом рука полковника, сжимавшая пистолет упала, “Макаров”, глухо стукнул в пол, противник опустил глаза.

– В чем дело капитан? – Глухо сказал полковник, глядя в пол. Бесконечно медленно он приходил в себя.

– Она не снайпер, – спокойно сказал Акеев, – точнее не только снайпер.

Только сейчас он мог осмотреться. В вагончике было просторно, столы были отодвинуты к стенам, освобождая пространство в центре. По центру вагончика, спиной к двери, на металлическом стуле сидела связанная задержанная.

– А кто же она, по-твоему? – Зло, но уже трезво отозвался половник, подняв на него мутный, но все же не звериный взгляд.

– На Семен Петрович, любуйся! – Ответил разведчик, протягивая командиру найденные в странном рюкзаке документы. Крем глаза он засек, что, видя эти действия, задержанная оживилась, хотя и продолжала молчать. Полковник принял документы, начал их изучать.

– А это ее снаряжение. – Продолжал Акеев, показывая объектив и фотокамеру. – Тут кругом ее пальцы, лучше лишний раз не лапать.

– И как это понимать? – Сурово спросил полковник.

– Как подставу, как подставу однозначно, – ответил Тарас, извлекая прибор спутниковой навигации. – И вот тому ярчайшее доказательство… Такие штуки сейчас многие пользуют, но мало кто знает, что она работает в оба конца и при каждом включение спутник фиксирует положение абонента. Так вот сейчас кто-то знает, что прибор, а значит и она находятся в нашем расположение.

– Так зачем же ты его!..

– Бесполезно, даже без прибора, завтра местные доложат по инстанциям, что мы тут представителей иностранной прессы мочим. А приборчик, возможно несет еще какие-нибудь функции… ну с этим нехай спецура разбирается.

Полковник мрачно смотрел перед собой. Было видно, что их мысли текут в одном направление.

– Что-то они тут затеяли, в рамках весенней активизации, – продолжал меж тем продолжал Акеев, – а мы им поперек горла, то есть ущелья. Но ведь тонка кишка, в лоб идти, вот они и решили, нанести точечный удар, но так, чтоб ошметки до Европы летели. Ведь если к нам тут прокуратура, журналюги, правозащитники понаедут, да через нашу зону ответственности, не то, что боевиков, а армию Ганнибала со всеми его слонами туда-сюда можно будет водить.

Видя, что командир становится все боле адекватным, Акеев доложил о принятых мерах и соображения по дальнейшему развитию ситуации, даже не думая о том, что делает это через голову непосредственного начальства. Полковник одобрил предпринятые шаги, поднял пистолет, проверил его и убрал в кобуру, оправился.

Дверь вагончика открылась, в нее просунулся Рома. Он был красным и взъерошенным, шутка ли, шесть минут выдерживать натиск, численно превосходящего противника, оставалось только гадать, что ему наговорили штабисты. Но он выдержал, лишний раз, подтвердив репутацию стойкого оловянного солдатика. Щупленький, невзрачный белобрысый татарин Нагуманов, был самым выносливым во взводе. Если вставал вопрос, взойти на гору, форсировать реку, полежать часов двенадцать на морозе или солнцепеке, первым чаще всего был Рома. Вот и теперь он с честью выполнил ясный, но не совсем понятный приказ, исполнить который, было пожалуй сложнее, чем форсировать горную реку.

– Товарищ полк… – Начал было он, но Волков махнул рукой и Рома быстро закончил: – Радио от Ниндзя, срочно!

Тарас сидел на броне “бехи”, мчавшегося по, раздолбанной за время двух военных компаний трассе. Подвеска проглатывала мелкие ямки, но крупные выбоины подбрасывали броневик вверх вместе с угнездившимся на нем десантом. Но ехать медленно и с комфортом было нельзя.

Радио с блокпоста, стоявшего в полутора километрах от деревни пришло через полминуты после сообщения от, засевшего в капонире Сереги. За минуту до этого, по блокпост начали работать из близлежащей “зеленки”. Обстреливали в полном ассортименте, включая гранатометы. Заварушка назревала нехилая, ребятам на блокпосту было туго, и они взывали о помощи.

За двадцать минут до заварушки у блокпоста, в лесу, который недавно блокировал прапорщик Еремчук сотоварищи, дважды вспыхнул зеленый свет. Из деревни маячившему в лесу, ответили тремя вспышками белого. После этого к лесу отправились трое одетых в гражданское и без оружия, они вынесли из “зеленки” четвертого, видимо тяжело раненого, и доставили его в крайний дом. Все это на базе узнали из радио от Сереги Завацкого. Это было его первым и последним сообщением с НП в танковом капонире, дальше было только молчание.

Но теперь все было окончательно ясно. Был второй снайпер, это он водил их с Романом по лесу, пока Морин Анрие – Так звали добычу Еремчука, спускалась в объятья “заградотряда”. Вообще надо было видеть лицо этой дуры, когда Акеев обратился к ней по-английски, выяснив, что она абсолютно не знает не только местный, но и русский язык. Ее история была верхом идиотизма. У себя дома, она оттачивала перо и набивала глаз на криминальной хронике. Но пресыщенная буржуазная жизнь, была серой и безынтересной. Но однажды она познакомилась с красавцем, истинным сыном гор героем борьбы за независимость, отдыхавшим в ее краях после тяжелого ранения. Горец, прекрасно владевший ее родным языком, пропитал ее романтикой благородной борьбы свободолюбивого народа против кровавых оккупантов, в которой он, будучи снайпером, принимал самое активное участие. Это был тот самый тип, который вчера ни моргнув глазом, убил трех женщин-медиков. А у них понимаешь, была любовь пылкая и страстная. Он-то и предложил ей, поехать с ним, чтоб, побывав в роли снайпера, снять репортаж о настоящей войне.

Все это Тарас узнал, а большей частью домыслил, пока на базе готовили две бронегруппы, одну мощную в помощь блокпосту, в другую, состоявшую всего из одной машины вошел он сам и несколько его парней. Сотрясение мозга, полученное во время схватки с полковником, медленно возвращалось дурнотой и светящимися мушками в глазах. Но отступать было некогда, уж больно хотелось разгадать доступную ему часть головоломки. В нем проснулся охотничий азарт, не тупая животная жажда крови, а желание доказать, что ты умнее сильнее и хитрее противника… прежде всего умнее.

Впереди показалась деревня, раскинувшаяся по обе стороны трассы. С тех пор как армия подкатила к предгорьям, местные жители всячески выказывали свою лояльность федеральному центру. Как ни странно, но и бандиты с оружием в руках обходили стороной это селение. Правда, по агентурным данным, один весьма известный полевой командир был из здешнего тейпа, со всеми вытекающими выводами. Селение это, несколько раз подвергалось безрезультатным зачисткам, постепенно сошедшим на нет. Здешнее отделение милиции, состояло из тех же деревенских, прошедших стажировку в столице республики, городе, где до сих пор по ночам хозяйничают боевики. Жила себе деревня, как в легендарных партизанских краях времен Великой Отечественной. С одной стороны лояльная к существующей власти, а с другой… И все ведь по-своему правильно.

Сидевший рядом Еремчук, жестами объяснив, кто на том конце, протянул ему танковый шлем. Надев шлем и прижав к горлу ларингофон, Акеев сказал:

– Пятый слушает.

– Пятый, я Еж, вышел на позицию, движения не фиксирую. – Это докладывал лейтенант Артюхов – командир страхующей группы, занявшей таковые капониры, с целью изоляции оперативного поля. Капитан Акеев еще не знал, что взвод понес первые потери за эту ночь. Завацкого они нашли сразу… они оба лежали на дне, здоровый мужик в спортивных штанах и футболке был мертв, Сергей, раненый ножом в горло, лежал под ним.

Когда показался заветный проулок, все сидевшие, машинально вцепились во все что можно, стремясь удержаться на броне. Полоснув фарами по белым стенам какого-то дома, БТР круто вильнул вправо и, наискосок срезав деревянный заборчик, плавно вошел в поворот.

Синяя “нива”, нагло стоявшая подле крайнего дома, вывалилась из тьмы с внезапностью управляемого фугаса.

Реакция у стоявших возле машины оказалась завидной. В следующее мгновение мимо “сороконожки” пролетел выстрел гранатомета, а еще через миг сзади рвануло. К счастью стреляли из “мухи”, но все равно попади они в “беху”, или хотя бы рядом… Десант горохом сыпанул с брони, через секунду “нива” с распахнутым дверцами, полыхала, жарким оранжевым пламенем, освещая приличную площадь и два лежащих рядом тела.

– К той хате, быстро! – Крикнул Тарас, указывая на дом, возле которого стояла “нива”. Откуда-то справа длинно и не прицельно заработал автомат, дополнив огненную иллюминацию цепочкой трассеров. Ему ответил главный калибр “бехи” и вскоре он заткнулся. Еремчук будто не заметил деревянную калитку, прошел сквозь нее, торя дорогу для остальных. Здесь было темнее, зарево от бушевавшего на улице пожара, который и не пытались тушить, проникало только в распахнутую калитку. По двору забегали лучи фонариков, заливавшуюся лаем собаку пристрелили, не со зла, а чтоб выплеснуть накопившееся. Десант рассредоточился, оцепляя дом, а Еремчук почти не задерживаясь, направился в дом.

Они ворвались в дом, разбив хрупкую иллюзию мирной жизни. Загремела под ногами какая-то посуда, света не было, где-то горела свеча, но ее быстро погасили, остались только фонарики вошедших. Подавляя любой намек на сопротивление, не церемонясь, с игравшими роль полусонных обитателями дома, группа захвата рассыпалась по дому. У Еремчука были хорошие ребята, непрофессионалы, но имеющие за плечами определенный опыт. Сопротивляться было бесполезно, поскольку все было ясно. Это был тот самый дом, про который сообщал Серега, “нива” догоравшая на улице, приезжала за раненым снайпером. Конечно находившиеся в доме, еще могли спровоцировать солдат на стрельбу, пожертвовав собой, во имя доказательства жесткости оккупантов.

В комнатах было пусто, ни какого снайпера, только малолетний ребенок, на руках у женщины средних лет, кучерявый пацан лет шести, да старик неопределенного возраста, с неизбежной клюкой.

Шедший во втором эшелоне Тарас и не ждал, что победа свалится ему в руки, но сквозь нарастающую дурноту и головокружение, чувствовал удовлетворение сделанной работой. Огорчало отсутствие последнего куска, почти разгаданной головоломки, но он продолжал искать, нутром ощущая, что цель рядом… Неожиданно его взгляд скользнул по лежащему на полу чистому половику, рядом стоял тяжелый окованный сундук. Половик, лежал так, будто стелили его небрежно, впопыхах. Он молча подозвал Рому и показал ему на половик. Тот понимающе кивнул и осторожно приподнял половик. Под ним, как и ожидал Тарас, был квадратный люк. Подошел Еремчук, взглядом показав, что все понял. Видимо в иное время сундук маскировал ход в подвал, но когда за сидевшим в подвале пришла партизанская “нива”, сундук убрали, а половик кинули, когда на улице началась стрельба. Деревянная крышка имела две не особо хитрые ловушки последовательного срабатывания, их сняли, и сезам открылся. За первой, оказалась, вторая массивная железная, вделанная в мощный стальной комингс. Старший прапорщик, потянул за ручку, и крышка тихонько подалась, дав понять, что внизу не пробуют запираться. Если подумать, такая реакция сидевших в подвале была единственно верной. У захватчиков было слишком много средств воздействия на ситуацию, от расправы над оставшимися наверху заложниками, до применения взрывчатки. И если резать глотки женщинам старикам и детям, здесь никто не собирался, то взорвать крышку к чертовой матери, было очень даже возможно.

Еремчук отстегнул с “лифчика” гранату, другой солдат уже держался за ручку крышки, готовый вздернуть ее на доли секунды и тут же вновь захлопнуть. Но командир разведвзвода отрицательно покачал головой, ему еще хотелось безоговорочной победы.

Крышка на миг взлетела, пропустив в светлую щель свето-шумовую гранату и, рухнув вниз, снова плотно легла на комингс. Послышался приглушенный, но четкий хлопок. В следующую секунду, крышку вновь рванули вверх, настежь открывая квадратную пасть люка. Тарас шагнул вперед и, поводя стволом из стороны в сторону, дал длинную очередь. Пули калибра 7,62 мм, ушли в пол, не дав рикошета. Он был один, остальные отошли на безопасное расстояние, держа люк под прицелом, готовые в любой миг забросать его осколочной смертью. А здесь на краю пропасти он был один, это был его личный поединок со смертью. Поняв, что шаткая металлическая лесенка не приспособлена для быстрого спуска, он прыгнул вниз, чуть придержавшись за край, разом отрубив все концы.

Пол был дальше, чем казалось, твердый, надежный, бетонный. Здесь было светло, горел электрический свет. Ощутив под ногами твердь, он сделал выпад вперед, одновременно уходя с линии возможной атаки. Тень появилась слева, полускрытая пляшущими в глазах светящимися мухами.

Противник превосходил его по массе и габаритам, но ему удалось устоять на ногах. Левую руку нападавшего он блокировал сразу, а вот правая…

Удар шел с боку, в незащищенное, несуществующим бронежилетом, место, направленный снизу вверх, стопроцентно смертельный. Но удача, этой ночью ходила за ним как приклеенная. Рука вражины наткнулась на автомат, дав пару десятых долей секунды, которых хватило. Тарас толчком отбросил противника к лестнице. Противник был одет в черный свитер и камуфлированные штаны, на шее висел АКС. Он вскинулся, бросив на разведчика зверский взгляд, колючих черных глаз, рванулся вперед и, в этот момент сверху хлестнула очередь, окровавленное лезвие чиркнуло о бетон, противник больше не двинулся. Тарас посмотрел вправо.

Там, на придвинутой к стене кровати лежал, раздетый до пояса, парень лет двадцати семи. Рядом стоял табурет и на нем добрая аптечка в белом пластиковом чемоданчике. Живот и грудь перетягивала повязка, скрывавшая рану с правой стороны под ребрами. Тело и лицо раненого покрывала болезненная испарина. В лежащей на груди руке, он сжимал гранату с выдернутой чекой. В комнате был еще один человек, девчушка лет четырнадцати, сжимавшая в руках “трещотку”, похоже, ту самую из которой недавний снайпер полил в них с Ромой. Ствол автомата был направлен на Акеева но, судя по всему, стрелять девочка не хотела, уж больно много у нее было возможностей отправить его на тот свет. Она смотрела на него круглыми глазищами, в которых отпечаталась жуткая буря эмоций, бушевавшая у нее внутри. Тарас понимал, что с дырой в боку ему долго не протянуть, но ситуация был патовой, на волосок от любого исхода.

На первую ступеньку лестницы спустилась нога в армейском ботинке.

– Всем стоять, здесь граната! – Крикнул Тарас, инстинктивно сжимаясь в предчувствие худшего. Но страшного не случилось, девочка заметно вздрогнула, но автомат в ее руках остался немым. Краем глаза Тарас заметил, что лежащий на кровати покосился на него.

Тарас обернулся, встретил взгляд противника и сразу понял, что это обычный боевик. В глазах “зверя” был разум, свободный от религиозного мракобесия, это был взгляд интеллектуала с европейским образованием, видевшего лучшие стороны цивилизованной жизни. Вдруг он понял, почему снайпер до сих пор не разжал руку. Стоявшая в углу автоматчица, был для него нечужим человеком, настолько не чужим, что удерживала его от перехода в стан мучеников за веру. Другой на его месте давно плюнул бы на все, разжал пальцы и стал шахидом, а этот видимо имел какую-то другую шкалу ценностей.

– Русский, я больше не могу, прими игрушку.

Несколько секунд Тарас пытался понять, откуда взялась эта фраза на русском с еле уловимым местным акцентом. А когда дошло, от смерти их отделяло пять секунд. Тарас метнулся к кровати… перехватил у потерявшего сознание снайпера, влажную почти горячую лимонку. И в этот момент два удара опрокинули его на пол.

“Дура, зачем же ты выстрелила.” – Подумал Акеев, поняв, что произошло.

Свет перед глазами померк, но пальцы еще ощущали твердое тело гранаты.

Май – июнь 2001