Из книги и о книге Солдатский долг К.К.Рокоссовского

Автор: | 09.02.2016

В очередной раз начал перечитывать книгу с воспоминаниями К.К.Рокоссовского «Солдатский долг».

Мне довелось прочитать несколько аналогичных книг наших военноначальников ВОВ.

Я уже говорил ранее, что мне нравятся книги К.К.Рокоссовского, А.Е.Голованова «Дальняя бомбардировочная авиация» и П.И.Батова «В походах и боях». Эти произведения, возможно, наименее политизированы и ангажированы. П.И.Батов большее время на войне прослужил под командованием Рокоссовского.

Я думал, почему получилось именно так, что мне нравятся именно эти книги и этих авторов? Возможный ответ я нашел в книгах Арсена Мартиросяна. Он поставил такой вопрос: «Маршалы сотворили Сталина как военноначальника или же военноначальники вокруг Сталина и под его влиянием стали выдающимися?».

Мартиросян дает однозначный ответ. Он же говорит и о том, что лишь два маршала не предали Сталина ни в жизни, ни в своих воспоминаниях о Сталине. Это К.К.Рокоссовский и А.Е.Голованов. Не зря эти оба маршала были в опале после смерти Сталина, и не зря их мемуары, особенно Голованова, тормозились для печати, а книга Рокоссовского вышла только после его смерти с цензурными исправлениями. Только потом появился идентичный первоначальному вариант.

Оба маршала были любимцами И.В.Сталина. Голованов подчинялся лично Сталину и только ему, и лишь Б.М.Шапошникова и К.К.Рокоссовского Сталин называл по имени и отчеству. Это о чем-то говорит.

Рокоссовский в своей книге во многих местах дает свое личное отношение к действиям Ставки и высшего командования, высказывает мнение о возможностях Кирпоноса и Павлова как командующих, об ошибках при подготовке отражения нападения Германии и причинах проигрыша приграничного сражения. Мартиросян указывает на те же самые ошибки при планировании приграничного сражения, заложенные ещё в теоретических разработках и планах М.Тухачевского.

Приграничное сражение, усугубленное теорией обязательных контрударов, велось фактически по лекалам последнего и свелось фактически к затыканию дыр во фронте. К этому приложил руку и бывший в то время начальником генерального штаба РККА Г.К.Жуков.

Из https://ru.wikipedia.org/wiki/Рокоссовский,_Константин_Константинович

 

С 17 августа 1937 по 22 марта 1940 года, согласно справке от 4 апреля 1940 года, содержался во Внутренней тюрьме УГБ при НКВД по Ленинградской Области на Шпалерной улице. По словам правнучки Рокоссовского, ссылавшейся на рассказы жены маршала Казакова Рокоссовский подвергался пыткам. В этих пытках принимал участие начальник Ленинградского УНКВД Заковский. Рокоссовскому выбили несколько передних зубов, сломали три ребра, молотком били по пальцам ног, а в 1939 году его выводили во двор тюрьмы на расстрел и давали холостой выстрел. Однако Рокоссовский не дал ложных показаний ни на себя, ни на других. По рассказу правнучки, в своих записях отметил, что враг посеял сомнения и обманул партию — это привело к арестам невиновных]. По сведениям полковника юстиции Климина Ф. А., бывшего в числе трёх судей Военной коллегии ВС СССР, разбиравших дело Рокоссовского, в марте 1939 года состоялся суд, но все свидетели, давшие показания, уже были мертвы. Рассмотрение дела было отложено на доследование, осенью 1939 года состоялось второе заседание, также отложившее вынесение приговора. По некоторым предположениям, Рокоссовский был этапирован в лагерь. Есть версия, что всё это время Рокоссовский находился в Испании в качестве военного эмиссара под псевдонимом, предположительно, Мигель Мартинес (из «Испанского дневника» М. Е. Кольцова)].

22 марта 1940 года Рокоссовский был освобождён, в связи с прекращением дела, при ходатайстве С. К. Тимошенко к Сталину, и реабилитирован. К. К. Рокоссовского полностью восстанавливают в правах, в должности и в партии, и весну он проводит с семьей на курорте в Сочи. В том же году с введением генеральских званий в РККА ему присваивается звание «генерал-майор».

После отпуска Рокоссовский назначается в распоряжение командующего Киевским Особым военным округом (далее КОВО) генерала армии Г. К. Жукова, а, по возвращении 5-го кавалерийского корпуса из похода в Бессарабию (июнь-июль 1940 года) в состав Кавалерийской армейской группы КОВО (город Славута), вступает в командование корпусом.

В ноябре 1940 года Рокоссовский получает новое назначение на должность командира 9-го механизированного корпуса, который ему предстояло сформировать в КОВО.

Немного и о Голованове. В тексте статьи говорится, что он был третьим, кого И.В.Сталин называл по имени и отчеству.

А.Е.Голованов. http://www.aleksandrnovak.com/content/1413.html

Главный маршал авиации Голованов

Любимое либерастическое пятно дегтя на образ Сталина – обвинить его в маниакальной подозрительности и мстительности. Но отношения вождя с наиболее близкими и талантливыми людьми, окружавшими его, доказывают совсем другую психологическую основу. Если вождь убеждался в честности и искренности соратника, то уже никакие наветы и доносы не могли поколебать его доверия. Интуиция Сталина часто подкреплялась совсем не логикой и фактами, а чисто духовно, на подсознательном уровне.

Прекрасная книга о совместной работе Голованова, Командующего авиацией дальнего действия (АДД) во время войны, и Сталина, «Дальняя бомбардировочная», вышла уже после ухода Голованова из жизни, когда маршал был в опале. Он, как и Рокоссовский, отказался чернить Вождя, после его смерти. Жил на небольшую пенсию. С пятью детьми жил на даче, сажал картошку, пахал на приобретенной лошади, жена доила корову. И презирал новую знать.

Как же Сталин выбрал Голованова? Так же как и других, по умению браться за дело и добиваться успеха. Голованов до войны был шеф-пилотом Аэрофлота, летал преимущественно на Севере в тяжелых метеоусловиях. И освоил радионавигацию. Во время финской войны летал над Хельсинки при полном отсутствии видимости, сбрасывал листовки.

В разговоре с известным летчиком дважды Героем Советского Союза Я. Смушкевичем, бывшем уже в опале из-за осуждения договора с Гитлером, Голованов поделился с ним беспокойством об умении летчиков летать вслепую, что приводит к потерям и снижает эффективность. Смушкевич посоветовал Голованову срочно написать письмо Сталину и предложить решение. Сам Голованов, как он признается в своей книге, не был в восторге от Сталина. Но письмо той же ночью написал. На следующий день его вызвали к Сталину, и тот внимательно его выслушал и затем спросил:

– Вы беретесь исправить положение с радионавигацией?

– Да, товарищ Сталин.

Голованов был назначен командиром бомбардировочного полка, присвоено звание подполковник, сохранена высокая зарплата полярного летчика (в полтора раза выше зарплаты командира полка).

Один самолет в полку был переоборудован под рабочие места штурманов с радиокомпасами. Все штурманы полка в течение нескольких дней освоили слепые полеты и радионавигацию. Резко возросла эффективность полка и снизилась аварийность.

Голованов получил в подчинение дивизию, переучил всех штурманов. В 1943 году он стал Командующим АДД, маршалом авиации и затем Главным маршалом авиации. АДД подчиняясь непосредственно Ставке. Сталин был доволен результатами боевой деятельности АДД. У него с Головановым установились теплые, доверительные отношения. Сталин обращался к Голованову по имени и отчеству. Такой чести удостаивались лишь три маршала: Шапошников, Рокоссовский и Голованов.

Сталин первым поздравил Голованова с рождением дочери, приняв от вошедшего маршала фуражку. Он и раньше так гостеприимно помогал ему раздеться.

Однажды Сталину доложили, что знаменитая летчица Герой Советского Союза полковник Гризодубова, командир полка АДД, написала жалобу на Голованова, обвиняя его в предвзятом отношении к ней, и, хотя она выполнила более 400 боевых вылетов за два года, ее не наградили.

Казалось бы, жалоба обоснованна и члены Политбюро были согласны присвоить Гризодубовой генеральское звание и полку гвардейское знамя. Сталин вызвал Голованова на заседание Политбюро и попросил подписать представление на звание Гризодубовой. Но Голованов огласил мнение всех начальников Гризодубовой, о плохой дисциплине в полку, о самовольных отлучках командира полка в Москву и высокой аварийности, о нарушении субординации при подаче жалобы через головы непосредственных начальников. Поэтому ее и не награждали. И отказался подписать представление. Комиссия признала доводы Голованова убедительными, и осудила жалобу. Гризодубова была отстранена от командования полком.

В одну из встреч со Сталиным Голованов прямо спросил:

— Товарищ Сталин, за что сидит Туполев?..

Вопрос был неожиданным.

Воцарилось довольно длительное молчание. Сталин, видимо, размышлял.

— Говорят, что он не то английский, не то американский шпион… — Тон ответа был необычен, не было в нем ни твердости, ни уверенности.

— Неужели вы этому верите, товарищ Сталин?! — вырвалось у меня.

— А ты веришь?! — переходя на «ты» и приблизившись ко мне вплотную, спросил он.

— Нет, не верю, — решительно ответил я.

— И я не верю! — вдруг ответил Сталин.

Такого ответа я не ожидал и стоял в глубочайшем изумлении.

Туполев был освобожден. В дальнейшем на подобные вопросы Сталин отвечал:

– Вы опять о своем. Кто-то сажает, а Сталин должен выпускать.

 

В статье использованы материалы из книги «Дальняя бомбардировачная» и из статьи С. Экштут

Рокоссовский был назначен в КОВО командиром 9-го механизированного корпуса.

Несчастье заключалось в том, что корпус только назывался механизированным. Пехота обеих танковых дивизий машин не имела, а устаревших танков было менее трети по штату.

Корпус начал воевать под Ровно, Клеванью и Луцком.

26 июня по приказу командарма Потапова корпус нанес контрудар в направлении Дубно.  (Это отдельная эпопея и именно там произошло одно из первых танковых сражений ВОВ).В этом же направлении начали наступать левее 19-й, а правее 22-й механизированные корпуса. Никому не было поручено объединить действия трех корпусов. Они вводились в бой разрозненно и с ходу, без учета состояния войск, уже двое суток дравшихся с сильным врагом, без учета их удаленности от района вероятной встречи с противником.

Бои в районе Луцка и Новоград-Волынского корпус вел до середины июля под командованием Рокоссовского, а 14 июля он был Ставкой отозван в Москву.

Остановить врага теперь можно будет не подбрасыванием разрозненных частей и соединений к расшатанному фронту, а созданием где-то в глубине нашей территории сильной группировки, способной не только противостоять мощной военной машине противника, но и нанести ему сокрушительный удар.

На первый план выдвигалась задача задержать, остановить врага. Это был вопрос жизни или смерти для всей страны.

В разгаре было Смоленское оборонительное сражение.

Отрывок из книги Рокоссовского «Солдатский долг».

То, что произошло 22 июня, не предусматривалось никакими планами, поэтому войска были захвачены врасплох в полном смысле этого слова. Потеря связи штаба округа с войсками усугубила тяжелое положение.

Совершенно иначе протекали бы события, если бы командование округа оказалось на высоте положения и предпринимало своевременно соответствующие меры в предела своих полномочий, проявляя к этому еще и собственную инициативу, а также смелость взять на себя ответственностъ за проведение мероприятий, диктуемых создавшейся у границы обстановкой. А этого сделано не было. Все ожидали указаний свыше.

Могу о том судить хотя бы по содержанию оперативное пакета, который был мною вскрыт в первый день войны. Содержание его подгонялось под механизированный корпус закончивший период формирования и обеспеченный всем, что положено иметь ему как боевому соединению. А поскольку он находился только в первой, то есть начальной, стадии формирования, то как Генеральным штабом, так и командованием округа должно было быть предусмотрено и его соответствующее место на случай войны. Но в таком состоянии оказался не только 9 мк, но и 19-й, 22-й да другие, кроме 4-го и 8-го, которые начали формироваться значительно раньше и были более-менее способны вступить в бой. Они к тому же имели в своем составе и новые танки Т-34 и КВ.

Сохранение трех упомянутых корпусов (всего таких в КОВО имелось пять) сыграло бы решающую роль в нанесении последующего контрудара совместно с подходившими из глубины страны общевойсковыми армиями. А так они из-за слабого оснащения танками представляли собой плохие пехотные соединения, к тому же не имели и положенного стрелковому соединению вооружения. В то же время задачи ставились исходя из их предназначения, то есть формального названия, а не из возможностей.

Но о чем думали те, кто составлял подобные директивы, вкладывая их в оперативные пакеты и сохраняя за семью замками? Ведь их распоряжения были явно нереальными. Зная об этом, они все же их отдавали, преследуя, уверен, цель оправдать себя в будущем, ссылаясь на то, что приказ для «решительных» действий таким-то войскам (соединениям) ими был отдан. Их не беспокоило, что такой приказ – посылка мехкорпусов на истребление. Погибали в неравном бою хорошие танкистские кадры, самоотверженно исполняя в боях роль пехоты.

Даже тогда, когда совершенно ясно были установлены направления главных ударов, наносимых германскими войсками, а также их группировка и силы, командование округа оказалось неспособным взять на себя ответственность и принять кардинальное решение для спасения положения, сохранить от полного разгрома большую часть войск, оттянув их в старый укрепленный район.

Уж если этого не сделал своевременно Генеральный штаб, то командование округа обязано было это сделать, находясь непосредственно там, где развертывались эти трагические события.

Роль командования округа свелась к тому, что оно слепо выполняло устаревшие и не соответствующие сложившейся на фронте и быстро менявшейся обстановке директивы Генерального штаба и Ставки. Оно последовательно, нервозно и безответственно, а главное, без пользы пыталось наложить на бреши от ударов главной группировки врага непрочные «пластыри», то есть неподготовленные соединения и части. Между тем заранее знало, что такими «пластырями» остановить противника нельзя: не позволяли ни время, ни обстановка, ни собственные возможности. Организацию подобных мероприятий можно было наладить где то в глубине территории, собрав соответствующие для проведения этих мероприятий силы. А такими силами округ обладал, но они вводились в действие и истреблялись по частям.

Я уже упоминал выше о тех распоряжениях, которые отдавались командующим фронтом М.П. Кирпоносом в моем присутствии и которые сводились к тому, что под удары организованно наступающих крупных сил врага подбрасывались по одной-две дивизии. К чему это приводило? Ответ может быть один – к истреблению наших сил по частям, что было на руку только противнику.

Вспоминая в дороге все, что мне пришлось видеть, ощущатъ и узнать в первые недели войны, я никак не мог разобраться, что же происходит.

Ведь элементарные правила тактики, оперативного искусства, не касаясь уже стратегии, гласят о том, что проиграв сражение или битву, войска должны стремиться к тому, чтобы, прикрываясь частью сил, оторваться основными силами от противника, не допустив их полного разгрома. Затем с подходом из глубины свежих соединений и частей организовать надежную оборону и в последующем нанести поражение врагу.